Поднялся чей-то палец, это был Керноркян, все уставились на него с любопытством.
– Лейтенант Керноркян, – представился он.
– Не волнуйтесь, лейтенант, вы не одиноки. Капитана Данглара тоже укусили.
– Если стирать при шестидесяти градусах, – сказал кто-то, – рубашке хана.
– А иначе придется ее сжечь, – сказал Адамберг. – Тот, кто не желает подчиняться, возможно, рискует заразиться чумой. Повторяю: возможно. Я уверен, что блохи, которых убийца подкинул Лорьону, здоровы и являются всего лишь символом, как и все остальное. Однако принять меры все равно необходимо. Блохи кусают в основном по ночам, поэтому я прошу выполнить мои указания сразу же, как придете домой. А потом побрызгайте дома инсектицидом. В раздевалке вам приготовили баллоны. Ноэль и Вуазене, вы завтра проверите алиби этих четверых ученых, – продолжал он, протягивая им листок, – все четверо – специалисты по чуме, а значит, под подозрением. А вы… – обратился он к седому улыбающемуся полицейскому.
– Лейтенант Меркаде, – привстав, представился офицер.
– …Меркаде, вы проверите эту историю с бельем мадам Туссен с авеню Шуази.
Адамберг протянул листок, который, переходя из рук в руки, дошел до Меркаде. Потом он указал на полицейского с круглым лицом и испуганными зелеными глазами и несгибаемого бригадира из Гранвиля.
– Бригадир Ламарр, – отрапортовал бывший жандарм, вытягиваясь по стойке «смирно».
– Бригадир Эсталер, – отозвался круглолицый.
– Вы обойдете все двадцать девять домов и снова осмотрите двери без четверок. Ваша цель – обнаружить мазь, жир или что-то подобное на замочной скважине, звонке или ручке. Будьте осторожны, наденьте перчатки. Кто у нас продолжает работать с жителями этих квартир?
Поднялись четыре руки – Ноэля, Данглара, Жюстена и Фруаси.
– Каковы результаты? Между ними есть связь?
– Никакой, – сказал Жюстен. – Под общий знаменатель подвести не удается.
– А что дал допрос соседей из дома Лорьона?
– Ничего. Никто не заметил в доме незнакомца. И соседи ничего не слышали.
– Какой код в подъезде?
– Легкий. Ключевые цифры почти стерлись, не разглядеть. Перепробовать сто двадцать комбинаций – и за шесть минут откроешь.
– Кто расспрашивал жителей других двадцати восьми домов? Кто-нибудь из них заметил художника?
Грубоватая женщина с крупным лицом решительно подняла руку.
– Лейтенант Ретанкур, – назвалась она. – Художника никто не видел. Он действует только ночью, а его кисть работает бесшумно. Если он уже наловчился, то успевает разрисовать двери за полчаса.
– Что с домофонами?
– На многих остались следы пластилина, комиссар. Он снимает слепок, а потом вычисляет наиболее запачканные места.
– Тюремная хитрость, – заметил Жюстен.
– До этого может любой додуматься, – возразил Ноэль.
Адамберг взглянул на часы.
– Без десяти, – сказал он. – Все на выход.
В три часа ночи Адамберга разбудил звонок из биологической лаборатории.
– Бацилла не обнаружена, – послышался усталый мужской голос. – Результат отрицательный. Как у блох из одежды, так и у блохи из конверта и у двенадцати особей, найденных в квартире Лорьона. Чисты как младенцы.
Адамберг вздохнул с облегчением.
– Все блохи крысиные?
– Все. Пять самцов, десять самок.
– Прекрасно. Обращайтесь с ними бережно.
– Они сдохли, комиссар.
– Что ж, обойдемся без фанфар. Храните их в пробирке.
Он сел на кровати, зажег лампу и почесал голову. Потом позвонил Данглару и Вандузлеру, чтобы сообщить о результате анализа. Затем по очереди набрал номера всех своих коллег, а после медэксперта и Девийяра. Ни один человек не пожаловался на то, что его разбудили среди ночи. Он путался в своих заместителях, а записи в блокноте были неполными. У него больше не было времени ни на то, чтобы делать памятки, ни даже на то, чтобы позвонить Камилле назначить встречу. Ему казалось, что сеятель чумы не даст ему и поспать.
Звонок застал его в половине восьмого на пути в уголовный розыск, куда он направлялся пешком из Марэ.
– Комиссар? – послышался запыхавшийся голос. – Говорит бригадир Гардон, я дежурил этой ночью. В Двенадцатом округе обнаружены два трупа, один на улице Роттембур, другой неподалеку, на бульваре Сульт. Тела обнаженные, вымазаны древесным углем и лежат прямо на тротуаре. Двое мужчин.
В полдень оба тела были отправлены в морг, дорожное движение восстановлено. Поскольку трупы были выставлены на всеобщее обозрение, уже не оставалось надежды на то, что происшествие пройдет незамеченным для публики. Вечером это будет в теленовостях, а утром в газетах. Скрыть личность жертв было невозможно, а там вскоре всплывет и то, что проживали они на улице Пуле и авеню де Турвиль, в домах, где на всех дверях были нарисованы четверки за исключением дверей убитых. Одному был тридцать один год, другому тридцать шесть лет, у одного семья и дети, у другого сожительница. Три четверти сотрудников уголовного розыска разъехались по Парижу, одни искали свидетелей на месте преступления, другие снова обошли оба упомянутых дома, расспрашивая родных и соседей, пытаясь установить хоть какую-нибудь связь между убитыми и Рене Лорьоном. Остальные уселись за компьютеры, печатая отчеты и регистрируя новые факты.
Опустив голову и прислонившись спиной к стене своего кабинета неподалеку от окна, откуда сквозь новенькую решетку был виден уличный людской поток, Адамберг пытался собрать воедино потяжелевший груз фактов убийства и деталей, к тому прилагающихся. Ему казалось, что этот груз стал чересчур тяжел для головы одного человека, по крайней мере, для его собственной. Он уже не в состоянии был справиться с ним. Он запутался в «странных» письмах, мелких дрязгах обитателей площади Эдгар-Кине, полицейских досье на Ле Герна и Дюкуэдика, в отмеченных четверкой домах, личностях жертв, их соседей, родных; в угле, блохах, конвертах, лабораторных анализах, звонках медэксперта и характеристике убийцы, ему было трудно разобраться во всей этой каше. Впервые в жизни ему показалось, что прав Данглар, который все заносит в компьютер, а не он, который спешит развеять свои тревоги на улице.